Пояс оби - Карина Ли

Полностью погрузившись в процесс, я не замечала, что мужчина до сих не проронил ни слова.

Я продолжала растирать молодые листья, которые постепенно превращались в подобие пудры. Затем я залила кипятком получившийся порошок, на поверхности воды тут же образовалась пена, а я взяла венчик и принялась помешивать чай матча. На вкус напиток был горьковатым, поэтому я редко его пила.

Я скучала по тем временам, когда еще на Сахалине мы с мамой ходили в лес, чтобы набрать свежих ароматных трав. Дома мы высушивали их и смело добавляли в чай.

Я передала гостю пиалу, клиент жадно и быстро выпил содержимое, словно торопился. По правилам окия я не должна начинать разговор первой. Возможно, мужчина захотел отвлечься от дневной рутины и побыть в тишине и спокойствии, поэтому я продолжила разливать чай, наслаждаясь старинной церемонией.

– Сколько будем еще чай пить? – резко спросил он, проявив дерзость и даже грубость.

Но мое лицо было бесстрастным.

– Сколько вам угодно, господин, – вежливо ответила я, на секунду взглянув на клиента.

– Мне нравятся ваши глаза, – подметил мужчина, уставившись на меня. – Я посещал много чайных домиков, но никогда прежде мне не доводилось видеть подобную красоту.

Я сильно смутилась, как и всякий раз, когда кто-то говорил нечто в этом роде. Цвет глаз я унаследовала от мамы. Внезапно до моих ушей донесся дробный стук капель по крыше: начался ливень.

Я оглянулась и заметила, что окно плохо затворено. Косые струи дождя, приносимые ветром в дом, проникали в комнату.

– Извините, – с сожалением проговорила я. – Я отлучусь ненадолго. – Кимоно сковывало мои движения, поэтому секундочка превратилась в минуту.

Надежно заперев окно, я обернулась. Мужчина уже не сидел за чайным столиком.

«Странно, – подумала я. – Что на него нашло?»

Я прошла вглубь комнаты и заметила, что клиент разглядывает свитки токонома.

– Господин, вам нравится? – Я приблизилась, чтобы начать разговор об искусстве каллиграфии.

– Мне нравится здесь абсолютно все, – неторопливо ответил он, смакуя каждое слово. – Знакомо ли вам понятие куцува, Айуми-сан?

– Нет, – честно призналась я. – Будьте любезны, просветите меня.

– Если мы посмотрим на иероглифы, обнаружим, что по-китайски куцува означает «позабыть восемь». В древности считалось, что частые посетители публичных домов забывали о восьми добродетелях: почитании отца и матери, привязанности к близким людям, преданности, верности, добродетельности, вежливости по отношению к окружающим, стыдливости и честности.

– Как интересно, – проворковала я, притворяясь, что мне любопытно рассматривать свитки токонома. – Наверное, люди не зря так думали.

– А вы и вправду работали в квартале Ёсивара в Токио?

Мне будто ударили ножом в спину.

– Примите к сведению, господин: в квартале Ёсивара более нет проституции, если вы намекаете на это занятие.

– Что же тогда вы там делали?

– А вы любознательны, – мягко и игриво заявила я.

Шагнув к мужчине, которой все еще стоял возле ниши со свитками, я как бы случайно коснулась его бедром.

– Простите, – невинным голосом проговорила я.

Последующие события повергли меня в настоящий ужас: думаю, не каждый смог бы сохранить при этом самообладание.

Мужчина схватил меня за плечи и грубо притиснул к стене. Его руки беспорядочно блуждали по моему телу в поисках способа развязать кимоно.

– Отойдите! – закричала я. – Прошу, не нужно!

Но это было только начало. Клиент развернул меня спиной к себе и принялся развязывать пояс, мои попытки вырваться были тщетными, а кимоно могло упасть на пол в любую секунду.

– Не надо вырываться! – прорычал клиент. – Ты не можешь быть настоящей гейшей, ведь ты лишь наполовину японка, я ведь прав, а?

– Кто вам сказал? – со злостью прошипела я, начисто забыв все манеры гейши.

– Тот же человек, который привел тебя в окия, а сегодня продал мне. Я твой хозяин, – усмехнулся мужчина, пытаясь поцеловать меня в шею и облапать грудь.

У меня не было времени поразмышлять о том, какой же все-таки подлец отец Такуми. Стремясь вырваться, я изловчилась, начала царапать клиента и кричать, но он еще крепче сжал мои кисти, продолжая осыпать поцелуями мою шею.

Меня затошнило, но я продолжала борьбу. Собрав последние силы, я смогла высвободить запястье из мертвой хватки. Выбора не было: нащупав в волосах самую острую шпильку, я вытащила ее и ткнула в руку мужчины. Кровь запачкала кимоно. Клиент взвыл от боли и ненадолго растерялся.

Пояс оби свободно болтался на моей спине, мне удалось ускорить шаг и подбежать к двери.

– А ну вернись, шлюха! – проорал мужчина. – С тебя шкуру спустят, если ты сейчас не послушаешься!

– Закрой свой гнилой рот! – прокричала я. – Хочешь поразвлечься? Прости, но ты не по адресу! – добавила я, забыв все рамки приличия. – Да, в моей крови течет не только японская кровь, а если ты еще раз появишься здесь, я лично спущу с тебя шкуру! Идиот, – добавила я и плюнула в его сторону.

Его лицо окаменело, а глаза остекленели, как у бешеной кошки.

– Ах ты… – Но мужчина не успел договорить.

На мой крик сбежались все, кто находился в чайном домике, в том числе и мама окасан. Она быстро направилась ко мне. Шокированная женщина молча смотрела на меня. Думаю, окровавленное и развязанное кимоно послужило явной уликой. Все вокруг перешептывались. Я предположила, что матушка прямо сейчас даст мне затрещину и выгонит из окия, но ошибалась.

– Как вы посмели поднять руку на девушку из моего окия? – хладнокровно проговорила она, скрестив руки на груди

– У нас была договоренность… – возразил клиент, но попытка оказалась безуспешной.

– Это мои девочки, и договоренности оформляю я. Мы, конечно, обработаем вам рану, но больше вы здесь не появитесь. Если вы еще хоть слово произнесете, я вызову полицию.

Воцарилась гробовая тишина, которую нарушал только тяжелый перестук капель дождя, падающих на крышу. Мужчина взглянул на меня. Я не боялась смотреть ему в глаза. Моя ярость поутихла, и я почувствовала, что могу расплакаться. Мама окасан велела двум девочкам проводить господина и заняться его ссадиной.

Я не хотела оставаться у всех на виду. Добравшись до своей комнаты на втором этаже, я медленно сползла по стене, захлебываясь в рыданиях.

– Что я тут делаю? – тихо повторяла я, прижимая колени к груди.

Раздевшись, я небрежно кинула наряд в угол спальни, надеясь, что кто-нибудь заберет кимоно. Тягучая, унылая атмосфера моей комнаты отгоняла любые приятные воспоминания, ко мне опять вернулись леденящие мысли о смерти родителей.

По-прежнему задыхаясь от слез, я смогла доковылять до ящика с личными вещами и взять самое дорогое, что у меня сохранилось с прошлых времен.

Я держала